У камина же в кресле сидел уже немолодой человек, закутанный в старое одеяло. На столике рядом с креслом стояла глиняная кружка с грогом. На коленях старика покоилась тетрадь в потертом кожаном переплете. Мемуары. Черные с сединой, соль с перцем, вьющиеся волосы разметались по плечам. Лицо было строгим, благородным и все еще красивым. Старик протянул ноги к огню и молвил:
- Вот так, Мурзик. Было это однажды во Фландрии...

- Так вот, однажды во Фландрии мне довелось воевать против ветряных мельниц, - сидевший у огня прикусил губу. - Или это было в Испании и много позже... В общем, знаешь, что я тебе, дружок скажу, воевать против мельниц - это подвиг посерьезнее, чем воевать против драконов. А уж когда мельник начнет отбиваться и кричать, что он не принцесса... Мда, - старик посркеб макушку, привычным жестом смахнул волосы со лба, огладил короткую клинышком бородку.
- Вот, опять сам с собой разговаривает, - в комнату зашла старуха. На ней была длинная до самого полу серая юбка, волосы седые как снег покрывал чепец, плечи согревал вытертый пуховой платок.
- Дульсинея! - воскликнул старик.
- Какая я тебе Дульсинея. Палыч, побойся Бога.

Палыч он же Дон Кихот, он же Дон Жуан, он же Иван Царевич, он же, он же, он же - Бога не боялся. И черта не боялся тоже. А вот "Дульсинею" свою не то чтобы боялся, расстраивать не хотел. Дульсинея страдала редким заболеванием - не помнила себя. Когда ей было сорок три, она решила, что зовут ее Мария Семеновна и звала Дона Кихота, Дона Жуана, Ивана Царевича коротким и обидным словом Палыч.

- Кыш, кыш проклятый, - замахала руками старуха, отгоняя кота.
- Ты испортила нам сказку, - сказал Палыч и скорбно поджал губы.
- Сказки, сказки... - старуха села во второе кресло у камина. - Ну вот скажи, что ты все никак не уймешься? Все тебе сказочки да песенки.
- Я и пьесы могу, - сказал старик. - Только на них спрос невелик. Не все понимают высокий штиль, Дульсинеюшка.
Старуха махнула рукой, откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза:
- Ну так что у тебя там во Фландрии?
- Мельницы, кажется... - улыбнулся старик. - Иди сюда Мурзик, - поманил кота, влюбленным взглядом поглядел на старуху. Бедная, совсем седая. Забыла как танцевала павану, поводила плечами, носила серьги с изумрудами и забирала в высокую прическу с косами золотые волосы. Эх, время-время. Никого не щадит.
Или все ж таки это было в Испании и много позже?